НЕ БЕЙТЕ ДЕТЕЙ! Эдуард Асадов
Не бейте детей, никогда не бейте!
Поймите, вы бьете в них сами себя,
Неважно, любя их иль не любя,
Но делать такого вовек не смейте!
Вы только взгляните: пред вами — дети,
Какое ж, простите, геройство тут?!
Но сколько ж таких, кто жестоко бьют,
Вложив чуть не душу в тот черный труд,
Заведомо зная, что не ответят!
Кричи на них, бей! А чего стесняться?!
Ведь мы ж многократно сильней детей!
Но если по совести разобраться,
То порка — бессилье больших людей!
И сколько ж порой на детей срывается
Всех взрослых конфликтов, обид и гроз.
Ну как же рука только поднимается
На ужас в глазах и потоки слез?!
И можно ль распущенно озлобляться,
Калеча и душу, и детский взгляд,
Чтоб после же искренно удивляться
Вдруг вспышкам жестокости у ребят.
Мир жив добротою и уваженьем,
А плетка рождает лишь страх и ложь.
И то, что не можешь взять убежденьем —
Хоть тресни — побоями не возьмешь!
В ребячьей душе все хрустально-тонко,
Разрушим — вовеки не соберем.
И день, когда мы избили ребенка,
Пусть станет позорнейшим нашим днем!
Когда-то подавлены вашей силою,
Не знаю, как жить они после будут,
Но только запомните, люди милые,
Они той жестокости не забудут.
Семья — это крохотная страна.
И радости наши произрастают,
Когда в подготовленный грунт бросают
Лишь самые добрые семена!
«Ее мальчику две недели. Она склоняется к колыбели и все слушает, как он дышит. За спиной говорят: „Вот глупая, так и льнет к нему, не отходит, никого не видит и уж точно не слышит.А она им всем: „Вы и не жили, если вам не знакома сладость дыханья таких мальчишек. Нет, ну правда, на самом деле“.И ей кажется, что самой ей никакие не тридцать лет, а лишь две золотые недели.Она кружит мальчишку в березовой роще и наверх обращается: „Боже, боже, ну за что мне такой красивый мальчик!“ А щербатое детство вовсю хохочет. Обернется она на знакомый голос, и мужчина, который копия мальчик, на плечах у которого, словно галстук, развеваются мокрые колготки, улыбнется: „Как хорошо, что нас трое“. Она зажмурит глаза и подумает: „Господи, ну за что же мне счастье такое“.Ее мальчик слезами на клавиши каплет, и в груди тотчас рвется важное что-то . Эти моцарты, григи, шопены и листы, этот дурацкий, ненужный, безумный опыт. Все сольфеджио и концертмейстеры — ну их к черту, ей пианист не нужен. Ни ван клиберн, ни лобачевский, невский, путин, кюри, бестужев… Лишь бы только мальчик не плакал, лишь бы не умирать от жалости. Он ей шепчет: „Пожалуйста, не пойду туда больше“, а она прижимает к себе головку: «Не ходи туда больше, пожалуйста“. Он пятнадцатилетний ежик. Ей хотелось, чтоб навсегда вместе, чтоб в охапку, чтобы в обнимку. Хоть в какую-нибудь Анапу, Гагры, Сочи, иную чужбинку. Но он молча уходит из-под ладони, у него футболы и рок-н-ролы, у него большие на жизнь планы, он от неба не ждет никакой манны. Он все сделает так, как сам захочет, он любовь ее пронесет сквозь жизнь между прочим. Между верой и отчаяньем, между радостями и печалями. А пока на макушке растут иголки, и ей верить не хочется, что в любви ее — ну совсем никакого толку. Ее мальчик в Андах и в Альпах. Ее мальчик вырос в героя. Ей бы им гордиться-хвалиться, а она не знает покоя. Ему достаются вершины мира, моря-океаны, близи и дали. Ей — глобус усеивать флажками, вешать на стену вымпелы да медали. Он, верно, целует заморских женщин, ей это не больно и не ревниво. Ей самой все отчаянней хочется видеть колготки внуков на шее у сына. Только однажды бессонной ночью она подскакивает в кровати. Ей снится маленький ежистый мальчик, а сердце колотится так некстати. Она уже слышит звонки в прихожей, но ищет таблетки и теплую юбку. Сжимает в горсти пузырек с лекарством, идет к аппарату и первый раз в жизни боится поднять телефонную трубку.Ее мальчику с чем-то там тридцать, он сидит на больничной постели. Беззащитен и безоружен, как в той маленькой и далекой детско-песенной колыбели. Он острижен и перевязан, он такой же, но слишком ранен, слишком бледен, слишком потерян. Она замирает в дверном проеме, словно у важной какой-то грани.Ей так страшно к нему прикоснуться. Он все тот же выросший ежик, вдруг сейчас уберет ее руку, вдруг попросит ее убраться. Что ж ей сделать такого, что же.Шаг навстречу, микрон движенья, подзывает ее рукой. На ватных ногах подходит, садится на край постели, головы касается головой.И он снова ее мальчик. Тот, который в березовой роще. Тот, который слезами по клавишам. Тот, который из-под ладони. Тот, который в Андах и Альпах. Тот, который всегда будет. И никто сильнее не любит: ни в Париже, ни, что там, в Москве.Он сидит, не шелохнется, кулаком вытирает слезы.Она гладит его по замшевой голове… «
***
Дяденька Бог,
в прошлом году
ты мою мамочку
взял к себе в рай.
А сегодня вот кошка моя умерла.
Так теперь ты хотя бы мне маму отдай.
Ну, а если вдруг мама в раю затерялась,
то пришли мне бабулю или дядю Сережу.
Мне сказали, ты добрый,
справедливый и мудрый.
Только ты, дядя Бог,
в этом деле поможешь.
И вот еще, кстати,
в интернате сказали,
что тебя не бывает,
а ангелы- миф.
Но я им не поверил
и меня наказали.
И стоял я в углу,
всех на свете простив.
***
Брошенные дети- сверточки, кулечки,
Вы- ничьи сыночки, впрочем, как и дочки.
Крохотные ручки, голубые веки…
Как же вы посмели, люди- человеки?
Брошенные дети преданы заранье
То ли на забвенье, то ли на закланье.
Все, что им осталось: органы опеки…
Будьте милосердны, люди- человеки!
Брошенные дети — слабые травинки,
В лицах ни искринки, ни живой кровинки.
Их глаза, как бездна: не постичь вовеки…
Что ж вы натворили, Люди?!! Человеки??????
***
Когда болеют дети
Мне ничего, мне ничего не нужно.
Противны звёзды, лето и трава.
Твой голос тих, отчаянно простужен,
горит в кудряшках светлых голова.
Я здесь, родной. Приму любые муки,
во мне все страсти неба и огня.
Всё хорошо, иди ко мне на руки,
прижмись, сынок, кровиночка моя.
Я всё отдам. Оставь мне только малость
о, Господи, на небе, на земле
помилуй, чтобы беды не касались
и волоска на милой голове.
Нет ничего, нет ничего страшней,
чем боли и страдания детей.
Замерла от счастья я сегодня ночью…
Просто мне подумалось… *у меня есть Доча*
Удивляюсь каждый день, заново как будто
У меня есть девочка, как так и откуда-то?
Много или мало, мало или много…
Просто это счастье данное мне Богом.
Поцелую ручки, пяточки поглажу
Остальное вроде, все не так уж важно.
Длинные реснички, не мои… но все же
Взгляд моей малышки мне всего дороже.
Как же в этих глазках слез ее не видеть.
Как бы с ней не ссориться, как бы не обидеть.
Как бы мне помочь ей, улыбаться чаще
Как же рассказать ей, что такое счастье.
Постараюсь милая, постараюсь честно
Быть тебе хранителем, ангелом небесным.
Поцелую носик, поцелую глазик.
Счастья тебе милая, счастья Бога ради.
Замерла от счастья я сегодня ночью…
Просто мне подумалось… *у меня есть Доча*